— О, черт возьми, — кричу я, когда боль возрастает с десяти до тысячи.

Ослепительный белый свет вспыхивает перед глазами, прежде чем все становится черным.

— С ней все будет в порядке, — говорит Николь, когда я просыпаюсь.

Все происходит мгновенно, как будто каждый нерв в моем теле запускается. Мои глаза резко открываются, мое зрение сосредоточивается на окружающих меня людях.

Мария и Николь внутри кокона.

Вампиры снаружи.

Надо мной в замедленной съемке пролетает муха.

— Деми, — Мария произносит мое имя, но звучит так, будто она в замедленной съемке.

Пришло время нанести удар.

Я скатываюсь в клубок, затем выбрасываю ноги вперед, приземляюсь на корточки и остаюсь там на секунду, прежде чем броситься на нее. Я ломаю ей шею одним резким поворотом. Глаза Николь едва расширились, когда я подошла к ней.

Она не сделала мне ничего плохого, но если я собираюсь убить их всех, ей нужно быть следующей. После Маттео она здесь самая сильная.

Тело Николь плюхается на подушки рядом с телом Марии. Я делаю сальто вперед из кокона безопасности, ухмыляясь, когда вампиры разбегаются, как испуганные ягнята.

Грейсон успокаивающе поднимает руки.

Маттео пытается воспользоваться вампирской скоростью передо мной.

Неправильный ход.

Я наношу апперкот, попадая ему в челюсть как раз в нужное место. Он вскидывает голову, и я с хохотом кручусь и пинаю его с разворота, прежде чем использовать свою новую сверхскорость, чтобы обогнать его и сломать ему шею.

Один проиграл, осталось три.

— Полегче, Тигрица, — говорит Грейсон, ухмыляясь мне, как будто он развлекается.

Я моргаю, глядя на него. Разминаю шею, затем расширяю глаза, изображая удивление.

— Что это такое? — спрашиваю я, указывая ему за спину.

Идиот смотрит.

Кольт слишком медленный, чтобы остановить меня. Мир размывается, когда я бегу. Я врезаюсь в Грейсона, пока он пытается понять, что меня напугало. Я не трачу время на то, чтобы ударить его. Его шея хрустит так же легко, как и у тех, кто был до него.

Я уклоняюсь от Кольта и бегу к другому вампиру.

Эвелин сидит своей счастливой задницей на стойке и болеет за меня.

— Дайте мне Д! Дайте мне Е! Дайте мне М! Дайте мне И! Что это значит?

— Деми, — шепчу я ей на ухо.

— Боги, какая ты быстрая. — Она сжимает грудь так, словно я довела ее до сердечного приступа.

Я касаюсь носом её лица.

— Ты получаешь пропуск.

Я встаю и делаю сальто с барной стойки.

— Я тебе нравлюсь, я тебе действительно нравлюсь!

Когда она выкрикивает последнюю часть, ее голос повышается на десять октав.

Кольт наблюдает за мной своими трагически настороженными зелеными глазами с соседней крыши. Он исчез с места происшествия.

Он напуган?

Я бегу за ним, легко перепрыгивая через пропасть. Я останавливаюсь в двух дюймах от него, дыша ему в губы.

У него перехватывает дыхание.

— У тебя красные глаза.

Наклонив голову, я смотрю на него сквозь ресницы. Остальные скоро очнутся полностью исцеленными.

— Хочешь потанцевать?

Он качает головой.

— Я не хочу с тобой драться.

Я кладу руку ему на горло и притягиваю его губы к своим. Он выдыхает, и его язык высовывается. Он пытается сократить расстояние между нами, но я отталкиваю его обратно в стену.

Затем я набрасываюсь, обхватив его ногами. Он ворчит от моего неожиданного веса.

— Я не буду извиняться, — говорю я ему, соединяя пальцы на его шее.

— Я этого не жду. Я это заслужил.

Улыбка — улыбка счастья, а не психотической убийственной ярости, тянет мои губы.

— Я знала, что ты мне подходишь.

Затем я целую его без остановки. Его пальцы впиваются в мою задницу, и он рычит, когда я прикусываю его нижнюю губу. Мой мир вращается, когда он меняет положение, и я прижимаюсь к стене. Он запускает одну руку мне в волосы и дергает мою шею в сторону, отрывая мои губы от своих.

Укус ожидаем, и, если быть до конца откровенной, я чертовски этого хочу. Его клыки пронзают мою плоть, причиняя сильную боль. Я прижимаюсь к нему бедрами и ободряюще стону.

Черт, это приятно.

Неудивительно, что кормилицы становятся зависимыми.

Он отрывает зубы от моей шеи и целует меня, сжимая губы до синяков. Моя кровь на его языке имеет вкус меди и корицы.

Мне это нравится.

Его рука отпускает мои волосы и он режется маленьким ножом. Я без колебаний принимаю то, что он мне предлагает. Мои губы прижимаются к его шее и ласкают рану.

Это безумие.

Я безнадежно потеряна в безумии.

Мне не следовало бы связывать себя с ними, но я хочу. Бороться не стоит, особенно когда это чертовски приятно. Кровь вампира похожа на брызги на замороженном кексе. Сахар поверх сахара поверх сахара. Мои сверхспособности, прилив от его укуса и сокрушительная волна временной силы, которую я получаю от питья его крови, отправляют мое тело в небытие.

Мой желудок сжимается, а сердце трепещет. Он отрывает мою голову от своей шеи и снова целует меня, хотя на этот раз это делается нежно.

— Ты уже, черт возьми, закончила? — Сердитый голос Марии прерывает наш момент.

Я улыбаюсь ему в губы и издаю тихий смешок, который могут услышать только вампиры.

— Ты сумасшедшая, — шепчет он, снова целуя меня, прежде чем отстраниться и оглянуться через плечо.

Я смотрю вместе с ним и вижу, что они все исцелились и проснулись. Маттео и Грейсон выглядят расстроенными. Мария и Николь выглядят совершенно разъяренными.

— Привет, — говорю я, махая им рукой. — Хорошо спалось?

Глава 17

Маттео

Деми вжалась в Кольта, как будто он гребаное одеяло, и она в двух вздохах от того, чтобы замерзнуть насмерть. Я ожидал, что она выместит на мне свой гнев, как только обретет свои силы. Но я не ожидал, что она сломает мне шею.

Опять же, я должен знать, что с Деми невозможно предсказать, что она сделает.

Она отделяется от Кольта и подходит к Николь, выглядя несколько застенчиво, но все еще улыбаясь.

— Мне очень жаль, Николь. Из всех здесь присутствующих ты этого не заслужила.

У Николь образ, способный растопить лед, но на Деми это не действует.

— Извинения приняты.

Деми начинает говорить, но Николь продолжает прежде, чем она успевает.

— Ты должна знать, что в следующий раз будет не так легко. Теперь ты сильнее, но как только твои силы стабилизируются, тебе придется усердно работать, чтобы превзойти меня или твою мать. У нас были годы тренировок.

Улыбка сходит с губ маленькой Охотницы, и она кивает. Николь сумела отрезвить ее своими словами. Мне бы хотелось оказать на нее такое же влияние, это избавило бы меня от многих моментов боли.

У меня есть план, как это исправить.

— Я буду усердно тренироваться.

Я никогда не видел, чтобы Деми проявляла уважение, но то, как она смотрит на Николь, напоминает именно эту эмоцию.

Николь раскрывает руки, и Деми принимает их.

— Я знаю, что ты это сделаешь. Устрой им ад, Деми.

Она смеется.

— Почему все продолжают мне это говорить?

— Наверное, потому что они этого заслуживают, — бормочет Эвелин, приближаясь.

От моего внимания не ускользнуло, что она осталась невредимой. Я не уверен, стоит ли мне обижаться или радоваться, что она не причинила вреда Деми. Опять же, она угрожала расправой только в том случае, если Охотник нанесет мне удар. Свернуть мне шею — совсем другое дело. Тем не менее, Эвелин, должно быть, очень нравится, что она позволила чему-то подобному ускользнуть без возмездия.

Кажется, Деметрии моя сестра тоже нравится. Возможно, я смогу использовать эти отношения в своих интересах. Я не люблю проигрывать.

Даже Кольту и Грейсону.

Что я могу сказать? Я плохой спортсмен и планирую сначала завоевать сердце Деми.